Глава из книги Эрнста фон Вальденфельса «Николай Рерих. Искусство, власть, оккультизм», выходящей в «Новом литературном обозрении».

Со страниц этого фундаментального исследования, получившего большой резонанс в Германии, предстает сложная личность Николая Рериха — таинственная, овеянная мифами. Словно воскреснув, беседуют с нами, отстаивая свою правду, тибетские монахи и авантюристы, американские президенты и советские чиновники, духовидцы и адепты агни-йоги, разведчики и провокаторы — все те, кто сопутствовал Николаю Константиновичу в его жизни и странствиях. Биография, написанная Эрнстом фон Вальденфельсом, основана на обширном биографическом материале: документах, свидетельствах современников и их переписке, литературном и эпистолярном наследии самого художника. Читатель познакомится с малоизвестными историческими фактами, с огромным числом колоритных человеческих типов и, казалось бы, совершенно невероятных ситуаций. Автор, немецкий журналист, как и его герой, очарованный Азией, не один год прожил в Монголии и повторил рериховские маршруты по Индии и Тибету.

Я нашел эту книгу в Улан-Баторе, столице Монголии, холодным осенним вечером 2004 г. Она лежала под стопкой других в маленьком букинистическом магазине, предлагавшем в основном русские издания. Сюда интеллигенция социалистических времен сдавала свои сокровища: научные труды по археологии, географии и истории искусства, казалось, больше никого не интересовавшие. Книга называлась «Развенчанный Тибет» и была напечатана в 1996 г. магнитогорским издательством «Амрита-Урал».

Выглядела она весьма внушительно: прекрасная дорогая бумага, солидный твердый синий переплет с титулом, набранным кириллическим шрифтом. Очертания букв напоминали санскрит — возможно, художник-оформитель так представлял себе тибетский алфавит. Более шестисот страниц, фотографии, рисунки — все свидетельствовало о любви и усердии, с которыми готовилось издание.

Если вспомнить, что в 1990-е гг. в России книги обычно печатались на газетной бумаге, то становится очевидным, что в этом случае издатели не пожалели ни денег, ни сил. Возможно, это были состоятельные люди или самоотверженные энтузиасты, ибо их детище не относилось к бестселлерам того времени — детективам, любовным романам или сенсационным разоблачениям, — что вряд ли способствовало распродаже тиража.

В подзаголовке значилось: «Подлинные дневники экспедиции Н.К.Рериха», К.Н.Рябинин. На первой странице — 1928 год и эпиграф: «НЕТ РЕЛИГИИ ВЫШЕ ИСТИНЫ, И МУДРОСТЬ — СВЕТОЧ ЕЕ». На следующем листке я прочитал: «Книга представляет собой издание подлинных дневниковых записей К.Н.Рябинина. Эти документы никогда бы не увидели свет и, несомненно, погибли бы, окончательно уничтоженные термитами, не попадись они случайно в январе 1992 г. на глаза российским дипломатам A.M.Кадакину и Б.С.Старостину в имении Рерихов в долине Кулу (Индия)».

Все это очень заинтересовало меня. Тибет в 20-е гг. XX столетия был самой недоступной страной мира. Смертная казнь угрожала каждому тибетцу, без разрешения Далай-ламы впустившему в страну чужеземцев. Даже неутомимый шведский путешественник Свен Гедин объездил только окраинные области, так и не сумев проникнуть в Центральный Тибет — в Лхасу. Число экспедиций в Тибет в первой половине прошлого столетия можно сосчитать по пальцам. Кроме записок Свена Гедина, я знал знаменитые записки Александры Давид-Неэль и даже заметки японского монаха, в 1901 г. добравшегося до Лхасы. А вот об экспедиции какого-то Н.К.Рериха я до той поры никогда не слышал. Вот я и купил книгу.

В предисловии, написанном одним из дипломатов, нашедших рукопись, — Б.С.Старостиным, рассказывалось, что Рябинин был талантливым врачом и психологом, интересовавшимся как самой современной западной медициной, так и восточным искусством врачевания. Далее, несколько таинственно, было сказано, что он проводил исследования в сфере человеческого духа и успешно экспериментировал в этой области. Рябинин был близок к высшим придворным кругам и являлся личным врачом Феликса Юсупова — родственника Николая II и убийцы Распутина. Предполагалось, что биография руководителя экспедиции Николая Константиновича Рериха читателю книги должна быть известна, поэтому говорилось исключительно о его достижениях как художника и мыслителя, а также о том, что «культурное наследие Рерихов еще долгое время будет объектом всестороннего изучения, и нет уверенности, что оно когда-либо будет сполна освоено и до конца понято. Дело тут в том, что это наследие уникально как по своему объему, так и по многообразию исследовательских и художественных интересов, универсальности жанров, глубине проникновения в микрокосм человека и в макрокосм, его окружающий».

Было рассказано и о необычном летающем объекте, который наблюдали участники экспедиции и который принадлежал некоему «Братству», использовавшему аппарат для контактов с Оанчен-ламой, находившимся в Мукдене. Что за «Братство», что за аппарат? И конечно, было интересно, как вообще советский дипломат, несомненно обязанный быть марксистом-ленинцем, мог без комментариев цитировать такие предложения.

За предисловием следовал небольшой текст под крупно напечатанным заголовком «НАПУТСТВИЕ УЧИТЕЛЕЙ ВОСТОКА». Смысл этих немногих предложений был неясен, язык производил впечатление ветхозаветного: «Незабываемо знать, как идут путники во имя строения Мира, когда удобства городов простирают к ним объятия, а они предпочитают зной и стужу; когда мелкая собственность уносит лучшие умы, они смело решают отдать серебро труда».

Далее следовало введение, написанное самим доктором Рябининым: «Некоторые страницы дневника о Гималайском Братстве, или запретной области Шамбалы, о легендарном, но действительно существующем метеорите, называемом Сокровище мира, или Чинтамани, могут показаться просвещенному читателю, не вникавшему глубоко в литературу, касающуюся этого вопроса, или просто не имевшему ее под рукой, если не вымыслом, то просто суеверием. Но прошу принять во внимание, что автор дневника переступил уже пятидесятилетний возраст, вооружен естественно-научными и медицинскими познаниями, известен рационалистическими воззрениями и основывается не только на литературных данных по этому вопросу, но и на тех фактах, свидетелем которых он был».

Затем доктор Рябинин посвятил несколько страниц Николаю Рериху, который в дореволюционном Петербурге был весьма уважаемым художником, имевшим доступ к царскому двору. Рябинин познакомился с ним в 1898 г., и обоих связал интерес к «экспериментам в сфере духа», по выражению доктора, впрочем не сообщившего о подробностях этого увлечения.

Позже к ним присоединилась и жена Рериха Елена, и «понимание ими моих духовных запросов создало и укрепило нашу духовную близость. Помню, в то время мы много беседовали о великих духовных достижениях Индии, об „Учителях Востока“, глубина мыслей и учения которых свидетельствовала о величайших познаниях духа, собранных и хранящихся в тайниках отдельных центров посвящения, главным образом в Гималайском Братстве, существующем, по преданию, с давних времен. Последний центр был для нас всегда источником непреложного знания и истины. Пути туда мы полагали тогда проложить через Индию».

Теперь начинался сам дневник, который местами был в высшей степени интересен. Караван пересек пустыню Гоби, затем горы Нань-Шань, столкнулся с разбойничьими горными племенами, встретил тибетских монахов-чудотворцев и провел более месяца в монастыре таинственной секты бон-по.

Но и дневник предлагает не меньше загадок, чем предисловие и введение к нему. Все началось уже в первые дни. Экспедиция покинула столицу Монголии, скажем, не с верблюжьим караваном, как можно было бы ожидать в те годы, а на грузовиках, предоставленных в ее распоряжение советским торговым представительством.

С этим обстоятельством в повествование вступала некая неизвестная сила. Недаром в первой же дневниковой записи д-ра Рябинина от 9 апреля 1927 г. можно прочитать: «Закончено знамя Майтрейя! Цель Миссии, посвященной основам истинного буддизма, первой в истории без переодеваний и утаивания, волнует своей значительностью».

Вот только какой интерес могло иметь советское торгпредство к экспедиции с очевидно религиозными целями?

Еще более загадочным был тот факт, что доктору Рябинину — уж, очевидно, никак не убежденному коммунисту — вообще разрешили выехать из Советского Союза, да к тому же всего за несколько дней дав добро с самого верха.

Обычно в Советском Союзе тех лет проходили месяцы, пока человек с таким сомнительным прошлым, как врач, имевший связи с царской фамилией, получал заграничный паспорт — если он вообще его получал. Могло быть только одно объяснение: Москва имела в этой экспедиции собственные интересы. Но в чем они состояли, из дневника не узнаешь. Даже если доктор Рябинин размышлял об этом, то благоразумно не вверял своих раздумий дневнику — в конце концов, он хотел вернуться на родину, где, между прочим, оставались близкие ему люди… Дневник чрезвычайно возбудил мое любопытство.

Какое отношение имел доктор к Братству и к Шамбале? С чего вдруг не только доктор Рябинин в 1920-е гг., но, очевидно, и советский дипломат семьдесят лет спустя верили в существование этого таинственного сообщества? Как это в советском государственном аппарате вообще допустили экспедицию и даже содействовали ей? Поиски в Encyclopedia Britannica, которую я купил в виде компакт-диска в киоске в Улан-Баторе, показали, что Рериха, во всяком случае в Америке, рассматривали, скорее, как примечание к истории искусства: издатели энциклопедии посвятили его биографии едва ли больше четверти полосы.

Там кратко сказано, что Рерих родился в 1874 г. в Санкт-Петербурге, как художник сделался известен прежде всего благодаря своим декорациям и сценографии к знаменитому балету Игоря Стравинского «Весна Священная».

В 1920 г. эмигрировал в Америку, где нашел богатых покровителей, финансировавших создание музея художника при его жизни; был мистиком. Затем следовало краткое примечание о том, что одна из влиятельнейших фигур американской внутренней политики 1930-х — 1940-х гг., министр сельского хозяйства в кабинетах Рузвельта, а позже вице-президент США Генри Уоллес рассматривал Рериха как своего гуру.

Так продолжалось до 1935 г., когда Рерих в связи с экспедицией в Маньчжурию вызвал скандал, заставивший Уоллеса дистанцироваться от него. Сохранилась их переписка. В ней Уоллес обращался к Рериху не иначе как «мой гуру» и встречались довольно странные предложения вроде: «Обезьяны ищут дружбы с владыками, чтобы разделить между собой страну учителей. Странствующий верит в это и испытывает большое недоверие к обезьянам».

В 1948 г. эти письма использовались для дискредитации в глазах избирателей Генри Уоллеса — ставленника американских левых и наиболее перспективного кандидата в президенты. Больше ничего из этого важнейшего словаря англоязычного мира узнать было нельзя. Интернет же предлагал тысячи страниц. Рерих был явным любимцем приверженцев теории заговора, особенно американских.

Не поддается исчислению количество страниц, посвященных Уоллесом и Рерихом трактовке таинственной пирамиды на американских однодолларовых купюрах с напечатанным под ней девизом «Novus ordo seclorum» («Новый порядок веков»). Сомнительных толкований этих невинных изображений почти столько же, сколько введенных в оборот банкнот.

В немецкоязычной части Интернета количество страниц о Рерихе было, напротив, сравнительно скромным. Здесь преобладали серьезные обсуждения мистического учения агни-йога, начало которому положила Елена Рерих. Обнаружились переводы ее книг и многочисленные письма с оккультным, трудно понимаемым содержанием. Было кое-что и о Николае Рерихе, превозносимом как «пророк красоты и культуры» и «великий миротворец».

Больше всего о Рерихе можно было найти в российском Интернете, представляющем несколько музеев, полностью или частично посвященных его творчеству. Большинство текстов принадлежат жене художника Елене или его почитателям, сравнивающим Рериха с Леонардо да Винчи или превозносящим его как «спасителя России». Родословная Рериха возводится к варягу Рюрику, стоявшему у истоков русской государственности, а в связи с экспедицией 1927 г. говорится, что перед ней Рерих побывал в Москве, чтобы довести нечто важное до сведения советского руководства.

Правда, были там несколько страниц, показывавших Рериха совсем в ином свете: например, как агента советских органов безопасности, изощренно маскировавшего свой шпионаж с помощью мистицизма. Другие считали его обычным шарлатаном, не заинтересованным ни в чем, кроме получения денег от богатых американских покровителей. Общей чертой всех этих версий была мифологизация человека. Казалось, что между обожествлением и проклятием, черным и белым не существует оттенков.

Кем же был Николай Рерих на самом деле?

С дневника доктора Рябинина начались мои поиски ответа на этот вопрос, в конце концов приведшие меня в Индию, США и — неоднократно — в Россию. При этом, словно в русской матрешке со все новыми куклами в кукле, я открывал все новые слои личности этого человека. Ничто в нем не было таким, каким казалось на первый взгляд, начиная с его происхождения.

"Портрет послужил причиной целого скандала. Эта великолепная танцовщица постоянно поражала Серова невероятно темпераментными и необыкновенно в своей утонченности танцами. Внешность ее была великолепная. Художник действительно увидел в Иде поистине благодатный материал для создания очень острой характеристики. Созданный образ как бы вырван из жизни. Танцовщица не была натурщицей, но позировала она обнаженной. В самом начале 20 века этот факт абсолютно шокировал публику.
В процессе работы над этим необычным портретом художник вовсе не старался с точностью передавать образ балерины. Наоборот – образ и модель находились предельно далеко друг от друга. Серов создавал некую стилизацию натуры, используя то, как выглядела Ида, и ее человеческие качества. Именно сквозь призму созданной модели передана вся сложность характера.
В творении причудливо соединилась условность и реальность. Но при этом картина остается именно портретом, который передает определенные черты балерины: можно легко узнать ее манеру поведения, внешность, черты характера, ее пластику. Балерина в интерпретации Серова смотрится вызывающе, но при этом истинно великолепно. Но одновременно ощущается грусть и необыкновенная утонченность тихой лирики.
Серов изобразил Иду в повороте. Все линии выгнуты, контуры нарочито заострены. В композиции пространство не выявлено. Этого требовали каноны модерна. Поэтому кажется, словно героиня не просто сидит, а как бы с силой прижата к достаточно мрачной стене.
http://opisanie-kartin.com/opisani....htejn-2