Аутизм – особенность развития, это ментальная особенность, так предпочитают её называть в большинстве западных стран, считая некорректным название «болезнь». По одной простой причине: у болезни есть начало, есть определенное течение и есть определенный финал, тот или иной. У аутизма этого финала нет, поэтому не совсем понятно, как это обозначать, и выбран такой обтекаемый, политкорректный термин. Чтобы вы понимали масштабы этой проблемы, я приведу несколько цифр.
Всемирная организация здравоохранения в 2010 году опубликовала очень усредненную мировую статистику, которая звучит таким образом: аутисты составляют 1% детского населения, детской популяции по всему миру. Это, если вы призадумаетесь, невероятно много.
Самое тяжелое – то, что ежегодный прирост наблюдается на протяжении последних 15-ти лет. Это прирост 13 процентов ежегодно относительно той цифры, которая была в прошлом году. Дальше начинается разброс статистики, потому что есть масса стран, в которых статистика не ведется, как, например, в России, а есть страны, в которых она ведется разными инструментами. И цифры разнятся. И, опять же, ВОЗ берет очень среднюю цифру – каждый 68-й ребенок. Это очень много.
При этом могу вам сказать, что крупнейший американский фонд «Autism Speaks», такая мощнейшая драйверная в мире организация по аутизму, давал статистику в 2013-м году в Америке: каждый 63-й мальчик, каждая 86-я девочка. В 2014-м году у них получился каждый 48-й мальчик. За 2015-й год статистика ещё не опубликована, но, например, в Южной Корее официальная статистика – каждый 43-й. У мальчиков аутизм встречается в пять раз чаще, чем у девочек.
Это я копирнула из лекции Авдотьи Смирновой. Их Фонд занимается проблемами аутизма. Через 30-50 лет , у нас будет альтернативное общество.Добавлено (02 Октября 2015, 15:52)
---------------------------------------------
На самом деле, никто не знает прежней статистики, потому что аутизм не так давно был выделен в отдельный диагноз. Никто не знает, чем вызван такой рост: тем, что у нас, как у человечества, улучшились инструменты диагностики, мы научились это распознавать, или, действительно в мире происходит пандемия аутизма, как считает Всемирная организация здравоохранения. ВОЗ объявил пандемию аутизма. Что это такое? Пандемия – это эпидемия с неизвестными причинами. Мы не знаем, от чего это, мы не понимаем, почему это. Огромное количество лабораторий в мире занято, причем их каждый день открывается всё больше, больше, больше и больше, заняты исследованиями аутизма, причин аутизма.
Теорий по поводу причин возникновения аутизма масса. Ни одной консенсусной до сих пор нету. Понимаете, то кто-то объявляет, что аутизм запускают прививки, потом это опровергают, то кто-то говорит, что нет, это вообще увеличенная сейчас нагрузка информационной среды, от огромного количества информации, и тоже, вроде, нет прямой корреляции.
Два года назад в Америке очень бурно обсуждалось исследование, которое нашло корреляцию между возрастом отца и риском. Опять же, оказалось, что где-то есть эта корреляция, где-то нет. Кто-то приписывает это к заболеваниям матери во время беременности, кто-то находит причины иммунологические и так далее, и тому подобное.
Повторяю, человечество на сегодняшний день не знает ни причин возникновения аутизма, ни причин его такого распространения колоссального. Это действительно огромный вызов человечеству, потому что таких людей всё больше, больше с каждым днем.
Добавлено (02 Октября 2015, 15:55)
---------------------------------------------
Теперь я расскажу вам, где находимся мы, Россия, по этой проблеме. Мы находимся примерно в 1965-м году ХХ века, с точки зрения Соединенных Штатов Америки, Израиля и скандинавских стран. Это я перечисляю страны, которые наиболее успешны сейчас именно в инклюзивных практиках и в коррекции людей с аутизмом.
У нас ещё четыре года назад этот диагноз не был признан, его не существовало в перечне диагнозов. У нас ставили разные: умственную отсталость, детскую шизофрению. На полях замечу, что детской шизофрении, чтоб вы понимали, не существует. Потому что шизофрения – это заболевание психического «я», а психическое «я» формируется у человека к пубертату. До этого ребенок не осознает границы своего психического «я», поэтому существует термин «ранние манифестации шизофрении», но нету детской шизофрении. Как это произошло? Да у нас не всегда всё было так плохо, прямо скажем.
Дело в том, что, вообще-то, русская психиатрическая школа начала ХХ века была абсолютно блистательна, она была одной из самых передовых в мире. Мало того, великий русский психиатр Лурия (Александр Романович Лурия, советский психолог, основатель отечественной нейропсихологии – прим. ред.) описал аутизм одним из первых в мире, где-то между 1936-м и 1938-м годом, не называя его так, но выделив совершенно отдельную симптоматику, проявления и так далее, и тому подобное. Ну, естественно, потом психиатр с фамилией Лурия закончил свою судьбу так, как было положено в те годы. Вообще произошел довольно серьезный разгром русской психиатрической школы
Добавлено (02 Октября 2015, 15:56)
---------------------------------------------
Где-то между годом и полутора молодые родители, или немолодые, неважно, замечают, что что-то не так с ребенком. Они бегут к педиатру в поликлинику и говорят: «Вы знаете, какой-то он не такой. Остальные дети улыбаются, указывают пальцем, хватают игрушку, следят за предметом, а наш что-то как-то не очень реагирует». На что педиатр говорит: «Слушайте, вы просто тревожная мамаша. Попейте, пожалуйста, «Новопасит» и идите отсюда».
Наступает полтора года, мамаша опять бежит к педиатру и говорит: «Вы знаете, как-то совсем что-то не то!» Педиатр говорит: «А вы больше занимайтесь ребенком, больше обнимайте его, больше с ним играйте, просто как-то надо уделять время. Что вы себе думаете? Ребенок должен развиваться, это зависит, конечно же, от родителей. А так у вас всё в порядке».
В два с половиной года мама приходит к педиатру и говорит: «Послушайте, он не говорит. Все дети говорят, а он не говорит». На что педиатр говорит: «Послушайте, у вас мальчик. Мальчики все позже разговаривают. Успокойтесь вы, ради Бога. Всё у вас будет, всё он будет говорить. Идите. Вы видели, какая там у меня очередь стоит? Всё, до свидания, мамаша». В три года она приходит к педиатру, педиатр говорит «Ну, а теперь к психиатру». Детские психиатры у нас, чтоб вы знали, принимают с трех лет. Мама приходит к психиатру, психиатр говорит: «Здрасьте, а где вы были? Что вы делали до этого? У вас ребенок болен. Начинаем давать нейролептики». А ребенок к тому времени уже там простукивает предметы, кричит, непонятно почему, не говорит, падает и бьется ногами в поликлинике, зажимает уши руками, раскачивается, от громких звуков начинает рыдать и тому подобное.
Дальше ему ставят там детскую шизофрению и умственную отсталость и еще сто тридцать два невозможных диагноза и начинают ему давать лекарства, нейролептики, которые загоняют его всё глубже, и глубже, и глубже. Ах да, ещё забыла очень важное сказать, что в эти три года, когда ему ставится этот диагноз, педиатр, психиатр или еще кто-нибудь говорит: «Знаете, вы молодая, родите нового, а этого лучше сдайте в интернат, он у вас дефективный». Дальше ему начинают давать тяжелые препараты, которые… Что они дают? Ребенок спит по ночам, потому что так-то он не спит, но ходит совсем замедленный, никакого контакта. И те навыки, которые мама ему с трудом привила, они исчезают, даже они.
Добавлено (02 Октября 2015, 15:58)
---------------------------------------------
При этом в мире существует практика, по поводу которой в научном сообществе есть полный консенсус, это золотой стандарт коррекции аутистов. Она называется «терапия на основе прикладного поведенческого анализа».
Вы люди грамотные, вы понимаете, что в основе там лежит бихевиористика, вообще наука о поведении, у которой есть ответвление прикладной поведенческий анализ. Это технология коррекции ребенка-аутиста и его обучения. Это не бином Ньютона, это не авторская методика такая, знаете, «а давайте попробуем песком лечить» или «пробовали ли вы на ночь давать ему подушку из гречихи?». Это работает как математика абсолютно. Два плюс два – всегда четыре и никогда не пять.
Например, у ребенка проблемное поведение, и он неречевой. То есть проблемное поведение, понимаете: кричит, стучит, катается по полу. При этом, вроде как, обследовали, никаких проблем (потому что часто бывает, что там проблемы, например, гастроэнтерологические). Прежде чем ребенка начать чему-то обучать, вообще-то, уберите у него боль в животе, о которой он не может сказать. По анализам у него всё хорошо, но вот он неречевой и почему-то орёт.
Больше двадцати лет назад была разработана методика, она называется PECS, это способ альтернативной коммуникации. Это карточки, на которых вначале обозначены предметы, потом более сложные устройства – глагол и так далее. И вдруг выясняется, что ребенок, про которого просто считали, что он не знает, как его зовут, что он кричит, впадает в абсолютно безумное состояние от того, что не может сказать, что ему нужно… Когда ему в руки дается инструмент альтернативной коммуникации, не речевой, выясняется, что 30%, 40%, 50% вот этих истерических проблемных состояний просто уходит. Выясняется, что ребенок всё это время искал способ коммуникации.
Представьте себе на секундочку, что вокруг вас абсолютно все разговаривают не просто на иностранном языке, а на иностранном языке совершенно другой грамматической структуры, чем вы знаете, на китайском или на одном из полинезийских диалектов. Мы можем догадаться по неизвестным нам французским, немецким, итальянским и даже румынским словам, потому что структура языка одна и та же, и, кроме того, много общих корней. А здесь вообще совершенно другое звучание, которое вы воспринимаете, как свист, вам кажется, что все свистят. И при этом к вам всё время обращаются с этим свистом. Вы не можете ответить никак. Могу вам сказать, что вы осатанеете очень быстро. И истерики от этой невозможности окружающего мира, невыносимости его, от этих перегрузок начнутся у вас очень-очень быстро.
Но PECS – это только начало. А дальше существуют способы обучения, индивидуальные образовательные маршруты, которые ведут к тому, что дети, которых учат по обычной школьной программе, но с применением методов прикладного поведенческого анализа, через какое-то время идут в самые обычные классы, учатся наравне с другими. Кому-то нужен тьютор будет рядом, человек, который знает особенности этого ребенка и знает, что через 15 минут Мишеньке нужно встать и походить, а Коле наоборот нужно выйти и постучать по всем поверхностям, его это успокаивает, и потом он вернется в класс и продолжит дальше.
Я вам это рассказываю к тому, что на самом деле путь есть, и он известен, он существует. При этом ни в одном государственном университете, ни в одном государственном институте, ни на одном факультете психологии в России нет кафедры поведенческого анализа.