Автор темы
Заглянувший на огонек
Новичок
Сообщений: 35
Статус: Офлайн
| Простите за такой долгий рассказ, но, возможно, только на этом форуме я найду наиболее адекватные мысли людей, которые не просто заучили слова «изменять грешно», но которые сами побывали в роли обманутых жен или презираемых любовниц.
Я росла без отца. Мать никогда не была замужем. Родила она меня в 27 лет, как она сказала – «для себя». С её слов, все мужики – низшие существа, и она ни одному из них не позволила бы сделать себя своей собственностью. Как-то она рассказала, что ее безумно унижала мысль, что какой-то мужчина посчитает себя героем и будет хвастаться, что он у нее первый. Поэтому перед первым сексом она в ванне лишила себя девственности карандашом.
Мать ненавидела всех. Не помню, чтобы она по-настоящему кого-то уважала. Все вокруг были быдлом. И ее родные – мать и сестра – не были исключением. До меня у мамы было 4 аборта. Кто был тем «счастливчиком», от кого она решила меня родить, я не знаю. Ни имени его, ни тем более фамилии мать мне не говорила, отвечая – «не твое собачье дело».
Жили мы вначале в коммуналке с ее мамой, то есть моей бабушкой. Больше всего моя мама хотела сделать из меня «леди» с высшим образованием, высокоинтеллектуального человека, который бы разбирался, как она, в живописи, истории, знал бы 5 языков, и которой она всегда могла бы гордиться. Потом, встав взрослой, я должна была обеспечить нам с ней обеспеченную жизнь. Сама она была очень умной, много знала, читала, и не было такого, чтобы на мой вопрос она не могла найти ответ или не знала бы, в какой книге можно найти нужную информацию. С трех лет она уже пыталась учить меня времени. И с трех лет она поняла, что я бездарь, тупая, ничего не умеющая и не желающая дочь. Все, что я делала, было плохо. И это действительно было так. Я не была способным человеком. За каждый мой промах мать меня избивала. Защитить меня было некому – соседи не вмешивались, а бабушка боялась ее. Органы опеки тогда были еще не так активны. Потом мы переехали в новую квартиру, которое нам дало государство. И вот тогда начался ад. Бабушка там прожила всего три недели, пока однажды под утро не умерла. Последние дни ее были ужасны – мать бесилась от того, что бабушка, будучи парализованной, не могла себя обслуживать, и постоянно ее избивала. Раза три скидывала с постели. Когда бабушки не стало, я осталась полностью одна. Побои были за любую четверку, за невыученную страницу испанского, за не идеально вымытые плинтуса. В итоге, я стала понимать, что мать никогда не будет мной довольна, пока я не стану идеальной. А идеальной я стать не могла. Я знала, что она изобьет меня в 5 часов, когда придет домой. Но ведь я из школы приходила в 2 часа дня, и у меня было целых три часа абсолютно свободных от побоев и унижений! И вместо того, чтобы учить уроки, я съедала свою гречку и читала самые любимые книжки. За них мне потом отдельно доставалась,потому что у меня была привычка перечитывать одну и ту же книгу по 3-7 раз. Даррел, Дюма, Бронте, Жюль-Верн, Цвейг, Дрюон, Толстой, Диккенс, Марк Твен – все они могли в один миг перенести меня из моей тюрьмы в далекие края, где так часто добро побеждала зло, где были родительская любовь и забота, где был счастливый конец. Я научилась полностью отвлекаться на эти три часа. А потом в замке двери поворачивался ключ….
До 12 лет я любила свою мать. Наверное, мы все должны кого-то любить. Так как никаких отношений с родными она не поддерживала, так как меня никогда не отпускали просто гулять без мамы, не было никаких приглашений в гости к друзьям, у меня была только мама. Но потом я все больше стала понимать – не все живут так как я. Более того, в таком ужасе жила только я. У всех был хоть кто-то, кто хоть раз в неделю мог приехать и защитить их. У меня – никого. Я росла, страх рос со мной, успехов в учебе не наблюдалось. И вот однажды я принесла двойку по химии в четверти. Мать не убила меня, нет. Она просто принесла из кухни стол в мою комнату и сделала для меня виселицу на кухне. И сказала – «я сейчас пойду в ванну, так вот, если через 10 минут я приду, и ты не будешь тут висеть, я тебя на кусочки порву». И закрылась в ванне. Тогда я впервые сбежала из дома. В последующие годы я неоднократно сбегала из дома. Инспектор по делам несовершеннолетних в итоге добилась от меня признания, почему я сбегаю. Она поверить не могла, что моя мать, такой с виду в высшей степени интеллигентный человек, могла так обращаться с маленькой девочкой. Мне тогда лет 13 было. Просто я очень маленькой была. Я после 20 лет почему-то стала расти.
В милиции мне честно сказали, что я либо терплю свою маму, либо иду в детдом. Но детдомом меня всегда мама пугала, не раз обещала меня туда сдать, даже один раз оставила меня там на 5 минут, я такого ужаса натерпелась. Словом, детдом даже тогда мне показался страшнее матери. Хотя сейчас, наверное, выбрала бы детдом.
Последние года – 14-15 лет – были самыми страшными. Мать давала мне свободу выбора – что выберешь – 100 ударов палками или стоять на морозе на балконе в пижаме? Я всегда мороз выбирала. А потом, замерзнув, стучалась в окно…. И начиналась боль. Мать не знала границы, для нее даже ночи не были святыми. Я спала всегда лицом к двери, чтобы успеть прикрыться, если она неожиданно накинется на меня. Была у нее такая привычка – она думает себе, думает, какая я тварь, потом заводится и кидается на меня. Тогда она кусала меня в голову, царапала когтями, и визжала от ярости.
С каких лет девочки начинают испытывать влюбленность? С 14? Мать всегда винила меня, что я амёба, что у меня очень ограниченные желания. Ни разу до 18 лет я не то что не полюбила парня, мне вообще в голову такие мысли не приходили. У меня было три основных потребности. И до 18 лет они не менялись. Это физическая безопасность, еда и книги. Четко в такой последовательности. Ни любви, ни похвалы мне были не нужны. Не могу сказать, что мать меня никогда не обнимала. Но все ее объятия не раз заказнчивались побоями – то я голову не так держу, то осанка не та, то взгляд не тот… Мать ни в грош не ставила людей вокруг нее, но она очень любила животных. Ей никогда не было лень, увидев больное животное, придти домой, взять лекарства и полечить хоть немного лапку собаки. Она всегда, чем могла, подкармливала всех кошек в подвале. Однажды, когда мы гуляли с кошкой у Москва-реки, на нас накинулась с лаем собака. Кошка испугалась и бросилась от паники в реку. Это было ужасно…. Кошка никак не могла подплыть к нам ближе, хотя никакого течения не было. Видимо, от паники ничего не понимала и уплывала все дальше и дальше на середину. Она умирала 2 часа на наших глазах. А я смотрела… и понимала – так или иначе, а плохо будет мне. Мать найдет, как сорвать горе на мне. И верно, мать обвинила меня в том, что это из-за меня она испугалась броситься в воду спасать кошку, потому что боялась, что я одна на свете останусь. Она не могла понять, как я могла спокойно смотреть, как кошка умирает. Сейчас я бы тоже не смогла. Но тогда – да, я была ограничена в своих потребностях. Безопасность, еда, книги. А какая могла быть безопасность рядом с мамой?
Кроме физических побоев, мать в последние годы не считала нужным специально выделять мне еду. Обычно я ее воровала у нее. Ждала, пока она заснет, а потом кралась на кухню за куском хлеба, каши или макарон. Котлеты есть было опасно – она могла их недосчитаться утром. И тогда… Короче, голод – страшное дело.
После 9-го класса меня выгнали из моей школы, которую моя мать страшно любила. Школа была с углубленным изучением английского языка. Терпели меня там только за мои успехи в английском, по которому у меня всегда было отлично (заслуга полностью моей матери). Однако по всем остальным предметам у меня было двойки и тройки, к тому же даже пресловутый английский я сдала в конце на «4». В итоге, в 10-й класс меня не взяли.
Отдавать документы в другую школу мать категорически отказалась. 1-е сентября «10»-го класса я провела дома с ней…. Как и все последующие месяцы этого учебного года. Это был год моральных и физических унижений. Мать требовала от меня покаяния на коленях, я стояла у нее в комнате, пока она спала. Не дай Бог было заснуть… Четко не помню, как я прожила. Помню, что мать отпускала меня на сборы американцев-протестантов. Не то, что секта, даже не знаю, как назвать. Мать меня водила туда в начале для практики английского. Они впервые там говорили мне о добре и зле, о любви к Богу. Убеждали каждый день благодарить Бога за то, что у меня есть. Когда я рассказала им о себе и спросила, за что МНЕ в этом случае благодарить Бога, они ответили просто – но ведь у тебя есть 2 ноги и руки? Ответ заставил меня задуматься, и я перестала относиться к религии с таким же фанатичным атеизмом, как моя мать. Мать Бога ненавидела и презирала всех верующих. Говорила, что Бога нет, а если есть, то его можно только ненавидеть. Разумеется, я была некрещеной. Именно эти американцы и сказали мне, что надо сделать все, чтобы продолжить вое обучение. После долгих раздумий я выбрала Боткинское мед. училище. Готовилась сама 3 месяца и сдала экзамены. Не на «5», но на твердую «4», что меня дико удивило. Мать согласилась отдать мне документы, чтобы я туда пошла, но сказала, что отныне я ей не дочь. Любое учебное заведение кроме гимназии, было ступенью вниз.
И вот в 18 лет, летом, когда я была на втором курсе мед. училища судьба свела меня с одним итальянцем. Используя те навыки английского, которые удалось вбить в меня моей матери, мы с ним стали общаться, и у нас завязались отношения. Он был старше меня намного. Довольно быстро я рассказала ему свою историю. Он был в ужасе от моего признания и сказал, что если она еще раз поднимет на меня руку, то он сам разберется с ней, мол, у него отличные связи с милиций. И вот однажды, когда моя мать в очередной раз пыталась на меня накинуться, я также как она заорала, что больше не позволю над собой издеваться. И что она горько пожалеет, если хоть пальцем тронет меня. Надо было видеть шок моей матери. Но какой шок испытала я, увидев, что она…. ушла в свою комнату. Она не набросилась на меня и больше за всю жизнь ни разу не ударила меня. О, если бы я тогда знала, что больше не почувствую силу ее руки, насколько спокойней была бы моя жизнь. К сожалению, страх перед ней у меня прошел позже, намного позже…
Через 2 месяца после того, как я дала матери отпор, она уехала на ПМЖ в Испанию. Я лично для себя в итоге решила, что такое неожиданное решение она приняла, поняв, что больше издеваться над собой я не дам. А жить со мной на равных она не сможет – слишком презирает и ненавидит меня.
А я осталась в нашей квартире, продолжая учиться в мед. училище и встречаясь с Джузеппе. По началу я долго пыталась дать ему понять, что мне в моей ситуации сложно быть объективной. Что он своей финансовой помощью смущает меня, и я не могу адекватно ответить на его чувства ко мне, потому что вообще никого никогда не любила. Долго он пытался осознать тот факт, что я девственница в 18 лет. Там в Италии с этим вообще было просто. Но, так или иначе, он поверил. А я….я, читавшая столько книг о любви, я, засыпая под «Письмо незнакомки» Стефана Цвейга, в итоге приходила к мнению, что я сама не способна на любовь. Что-то не так со мной, ведь вон – все мои знакомые уже по несколько раз влюбляются, и только я ни разу никого не любила. Оценивать тогда свою жизнь я не могла, понять, что мне и любить то было некогда, потому что слишком было много страха в моей жизни, я не могла. И я решила так. Джузеппе любит меня. И мне помог. Так почему бы мне не отблагодарить его?. Тем более – он сильный, добрый, он знает меня. Кому еще я могу так открыться, как не ему? И вот он стал моим первым мужчиной. Я научилась говорить “I love you” вместо “I like you”, привыкла к новому тогда мобильному телефону, чтобы быть всегда на связи, когда мой мужчина в Италии, и вообще начала жить взрослой жизнью. С 18 лет начинается моя по-настоящему свободная жизнь. Я искренне говорила Джузеппе, что никого не полюблю, потому что никогда не любила, да и зачем мне кто-то еще, если он мне все дает?
Но вот однажды, делая техосмотр на машину, которую Джузеппе купил себе, и которую водила я во время его пребывания в Италии, судьба занесла меня в один контрольно-пропускной пункт, где я встретила двух мужчин-милиционеров. Обоим по 33 года, только один с животиком и светлый, а другой – темный, стройный с живыми глазами, словом, именно так я всегда представляла гусаров, и если бы меня спросили, каким был мой идеал внешности мужчины, то именно так бы я его описала. Светлого звали Леша, темненького – Саша. Где-то через 2 часа общения Саша поднялся и сказал, что им надо делать обход, делают обход они с Лешей по очереди. И спросил меня – пойду ли я с ним или останусь? Я осталась…. Когда он вышел, Леша развернул свой стул ко мне и сказал – «Ну, давай поговорим.» И мы стали разговаривать. О разном - о машинах, работе, моей учебе. Упомянула про Джузеппе. Мне было невероятно легко с Лешей. Это был первый человек его возраста (ему было 33, мне 19), с которым я так близко могла общаться. Почему-то мне было невероятно спокойно с ним. Когда мы пошли в столовую, он взял меня за руку – просто, чтобы показать другим, что я с ним, ведь там были только служащие. Даже сейчас у меня не хватит слов, чтобы описать то невероятное чувство спокойствия, заботы, безопасности, которые я ощущала, пока он просто держал мою ладонь в своей.
Уже на второй встрече он сказал мне, что женат. Сейчас, конечно, все женатые для меня табу. Сейчас – после того, как я столько историй слышала о страданиях жен, я ни за что не захотела бы причинить вред незнакомому мне человеку. Но в те свои 20 лет я не могу вспомнить, откуда я могла понять и как придти к мысли, что встречаться с женатыми – плохо. Защищаю ли я себя? Возможно. Но скорее – я хотела бы понять – где я ошиблась? Может, знание у меня было, и я просто не так рассудила на тот момент?
Мораль… откуда она? Мама учила меня многому. Да, жизнь моя была полна страхов, но были и проблески. И эти проблески я помню очень хорошо, помню наставления ее. Она просила меня учиться. Здесь я не очень слушала ее. Но она также показывала в фильмах, книгах, в жизни примеры пагубного действия алкоголя. Редко мать говорила со мной на равных. Но тема алкоголя была исключением. В результате я поняла – он опасен, почти как наркотик. Не раз мне это наставление спасало жизнь, потому что было иногда желание в одиночку напиться, и лишь слова мамы, что ты сам не понимаешь, в какой момент оказываешься зависимым, останавливали меня от покупки бутылки пива.
Но о браке, о мужчинах, тем более, о связи конкретно с женатыми мужчинами, мама ни слова не говорила мне. Но с другой стороны – были книги. Та же Джейн Эйр предпочла сбежать, лишь бы избежать отношений с женатым мужчиной. В романах Дюма тоже не раз можно было понять, что измена – это плохо. Но также из книг я точно знала, что вообще любые отношения до брака – нежелательны. И так как все же все вокруг этим занимались, я просто не думала вообще о том, можно или нет быть с женатыми. На слова Леши «я женат», я ответила с облегчением – «у меня тоже есть друг». С облегчением, потому что все, что я всегда хотела от Леши – быть с ним рядом, видеть его, слышать его голос. Желание секса всегда было с его стороны. Я к тому моменту почти закончила уже мед училища и вполне понимала потребности мужчины. Я давала ему то, что он хочет. Но спокойно. Был бы у меня выбор – с огромным удовольствием сохранила бы платонические отношения, но я понимала, что если мне достаточно просто видеть его, то ему-то надо намного больше.
В то время как я встречалась с Лешей, в Италии ждал меня Джузеппе. Он два курса меня ждал, и я понимала, что ни о каком высшем образовании в России я не могла и мечтать. Оставить Джузеппе мне было реально страшно – он был моей опорой, решал все мои вопросы, к тому же Леша и не просил меня бросить его, т.к. сам не намерен был оставлять его жену. Это он мне не раз говорил. У него был сын 12 лет, общий бизнес, дом… И я уехала в Италию. Оттуда каждые три дня я звонила Леше на работу. Как же я тосковала по нему. Тогда то, будучи при деньгах, имея все в достатке, я окончательно поняла, что деньги сами по себе не приносят счастья. Да, ты сыт, одет, обут. Но невозможность пообщаться на своем родном языке, отличие Москвы от легкой и благополучной Италии заставляли меня мечтать о моей тихой квартирке в простом районе Москвы, о встречах с Лешей. И главное – с каждым днем я поняла, что мне сложнее и сложнее быть с нелюбимым. Познав нищету, когда тебе нечего есть и нечего одеть даже летом, я четко понимала, что бросив Джузеппе, очень рискую. И все же… я рвалась туда. Поэтому когда мне предложили провести НГ в Москве (у Джузеппе была командировка в Азии), я не думая согласилась. Дальше опишу все коротко. Я забеременела от Леши. Он настоял на аборте. Я согласилась. Без образования, без денег я не видела тогда другого выбора. Потом я порвала с Джузеппе. Жена как-то прознала обо мне и выгнала Лешу. Мы полгода жили вместе, но из-за проблем у него на работе, чувства вины его перед женой, постоянной тоски по сыну, у нас часто были скандалы. Поступила в юридическую академию экстерном. Нашла работу, зп там едва хватало на оплату обучения. Я была очень нервной. Не той покладистой и мягкой любовницей, с которой мужчина забывает о своих проблемах. В итоге на НГ жена попросила Лешу провести этот праздник с ними. Я согласилась – зачем лишать сына НГ с папой, подумала я? В новогоднюю ночь Леша звонил мне в три часа и говорил, что любит меня… Я тогда не знала, что слышу это от него в последний раз. Он пропал на 10 дней. 10 дней он не звонил мне, а я, помня о своем обещании не тревожить его жену, не звонила ему. Что я пережила в те дни, не могу описать. В итоге я не выдержала и позвонила его другу – Саше, и попросила связаться с Лешей, чтобы он мне перезвонил. Он позвонил. Приехал. И сказал, что мы расстаемся.
Часто мать, избивая меня, говорила – физические страдания – ничто. Вот вырастешь – поймешь, что моральные страдания гораздо страшнее. Когда тебя не бьют, а ты готов сдохнуть от боли. Да, после Лешиных слов я поняла эти слова. Боль, которая длится час, два, когда стремишься попасть домой, чтобы можно было плакать, выть, биться об стенку. День, два, неделю…вторую, третью.
Леша звонил 2 раза в неделю. Все ждал, слушал по моему голосу, когда я оклемаюсь. Он просто хотел, чтобы я нашла себе свободного парня. Он сделал все правильно. Я говорила ему еще до отъезда в Италию, что люблю его и никого и никогда не смогу полюбить так, как его. Потому что если это случится, то то, другое – будет обманом, потому что не может быть такого дважды. Но он не верил. Он считал, пройдет время, и я забуду. А я выла и жила дальше. Прошел январь, февраль… начался март. И я поняла, что не выберусь из этого. Мне хотелось просто исчезнуть, чтобы никогда меня не было. Я умоляла Лешу приехать, чтобы просто увидеть его. Я не просила его оставить жену, я не желала ей зла, как бы плохо мне ни было. Просто я жила, а пока я жила, мне нужен был, физически нужно было видеть Лешу. И я решила покончить с собой. Когда я пришла к этому решению, мне стало чуть легче. Я стала выбирать способы. Наиболее простые и безболезненные. Выбор пал на наркотики. Я слышала от одной знакомой, что часто бывают сходки на Лубянке. И я решила, что поеду туда, и куплю. А пока я стала думать, как сделать так, чтобы Леша не узнал о моем поступке. Потому что знала точно – если я так сделаю, он лишь разозлится. А зачем мне это на том свете? Я решила сделать отчаянное усилие над собой перед смертью и дать ему понять, что разлюбила его. Может даже, приплести сюда какого-то нового парня. Решив это, я отправилась на Лубянку. Как это ни странно, там не разгуливали в 11 ночи торговцы наркотиками и не предлагали свой товар на каждом углу. Я вернулась домой ни с чем. Я замерла. Мысль о суициде не оставляла меня, но выполнить ее я не могла. И вот однажды… приехал Леша. Внял моим мольбам и приехал. Через 4 дня снова приехал. И как-то постепенно он стал приезжать снова 3-4 раза в неделю. Я видела его и оживала. Вспоминая тот ужас, что я пережила за последние месяцы, я постоянно твердила себе одно – не забывай, что было, цени, что есть. Ты видишь его, и это главное. Пусть он спит с женой, пусть он не оставит ее, главное – я живу, я жить хочу! А чтобы жить, мне надо хоть иногда видеть его. И с этой мыслью шли года. Подруги постоянно мне говорили, что пройдет время, и я разлюблю его. Но время шло, а чувства мои не ослабевали. Леша был моей Вселенной. Я была счастливым человеком. Я не могла мечтать о том, чтобы быть женой Леши, ведь тогда бы плохо было его жене. Денег мне хватало на отпуск раз в год со своим подругам, а больше мне ничего и не надо было. Я никогда не любила шмотки, драгоценности. Леша, ужин с подругой в ресторане, кино, книги. Жизнь шла тихо и спокойно.
После 26 лет мне стали говорить уже о детях. Мол, пора определяться. Не можешь оставить его, так роди для себя. Но я на это отвечала – мир не обеднеет, если я не рожу ребенка. И все же…. Однажды я поняла – да, я хочу от него ребенка. Хочу сама, чтобы видеть каждый день его плоть и кровь рядом с собой. Я хочу сына. Ну, или дочь. Могу сказать честно – я сама захотела этого ребенка. И я зачала его. А Лешу поставила перед фактом. Леша сказал так – «я своего сына вырастил, и в принципе еще ребенка не хочу. Это большая ответственность. Но я понимаю, что и ты должна иметь детей. Поэтому, если хочешь – рожай.» И я родила. Сына. Его копию. И назвала его Сашей.
На тот момент я любила Лешу 10 лет. До него у меня даже легкой влюбленности не было. Я была уверена, что никто и никогда не будет мне так дорог, как он. Но я ошиблась. Его сын постепенно стал для меня всем. И если я как женщина была рада просто тому, что вижу Лешу и ничего от него не требовала, то желания моего сына были для меня всем. Леша очень обо мне заботился во время беременности. Но когда я родила, он стал приезжать реже. И почти не брал ребенка на руки в начале. Говорил, что боится. А мне было очень тяжело. За неимением бабушек, теток, сестёр, я все свои вопросы по малышу задавала Яндексу. Хорошо, когда знаешь, какая информация тебе нужна – забьешь запрос и найдешь, что искал. Но было и такое, что мне в голову не приходило спрашивать у Яндекса. Например, я 1,5 месяца кормила Сашу, сидя в кресле. По ночам это было особенно мучительно, я буквально валилась с ног от желания заснуть. Только будучи на пределе своих сил я создала удобное положение Саше и легла рядом с ним, дав грудь. И заснула. Я знала, что ночью никогда не ворочаюсь, так что спала спокойно. Да и сон мой был чутким в первые три месяца. С тех пор я всегда спала с Сашей.
Вообще, как истинный сын своего отца, Саша сделал все, чтобы моя жизнь с ним была по максимуму спокойной. У меня никогда не было токсикоза, я всю беременность просто пролетала. Я работала до 8-го месяца, а через 3 недели декрета шеф предложил мне работать также удаленно, на что я, к счастью, согласилась. В будущем это спасло нас от вынужденного переезда. Родила я спокойно, может, слишком быстро, зато точно в тот день, какой я сама себе выбрала (врачи мне никак четкую дату родов не могли назначить). Через день после возвращения из роддома я начала работать. Саша первые три месяца был очень спокойный. А потом я приноровилась гулять с ним 2 часа утром и 2 часа вечером. При таком режиме, он даже днем когда не спал, не капризничал и давал мне возможность работать. Каждый раз, просыпаясь, он сладко потягивался и улыбался мне.
Когда Саша научился осознанно улыбаться Леше, его отношение к сыну изменилось, но не кардинально. Я понимала, что такое холодное отношение к женщине, недавно родившей ребенка, явление нередкое. Однако меня волновало не столько его отношение ко мне, сколько к нашему сыну. Я была уверена, да и друг его не сомневался в том, что Леша будет любящим отцом. В реале же казалось, он приезжал только ко мне.
Кто знает, решила бы я эту проблему, но неожиданная активность моей мамы заставила меня по-новому переоценить всю свою жизнь.
Мама все эти годы приезжала в Москву раз 5 за 10 лет. Приезжала она максимум на 1,5 месяца. А когда моему сыну Саше исполнилось 7 месяцев, она приехала, и потребовала от меня 3 млн рублей, в противном случае она продает квартиру. Не буду вдаваться в юридические тонкости. Суть в том, что после судов с ней выяснилось, что она имела права выгнать меня с сыном на улицу.
Сначала, когда мне мать впервые высказала такое требование, я даже рассмеялась. Потом я стала доказывать, что если бы она могла, она давно выгнала бы меня на улицу. Но поняв, что она не шутит, и что юридически правда на ее стороне, я пережила настоящий шок . До меня постепенно дошло, куда я завела себя с сыном. Мало того, что я родила его без отца, но я хотя бы думала, что смогу его обеспечить, даже если Леша от нас откажется. Однако ТАКОЙ долг я точно не могла потянуть одна. Кроме того, ужасала мысль, что деньги (которых у меня, конечно, не было) должны были пойти не на моего маленького сына, а на злую мать, которая всю жизнь меня избивала и унижала, а сейчас пришла требовать от своей дебильной дочери денег, которых она почему-то со всем свои образованием не смогла заработать. Ярость и ненависть постепенно погружали мня в какую-то черную пучину. Я тонула в своем гневе на издевательства судьбы. Ужас в том, что за всю жизнь мне ни разу не встречался человек, который сделал бы мне столько зла, сколько моя родная мать. Я думала, что прошлое ушло, но нет – вот она, со своими документами, с той же ненавистью в синих глазах, стоит и с сочувствием смотрит на моего сына. И говорит ему – мне жаль, что у тебя такая мать. К Саше она вообще странно относилась. Особого презрения не было. Говорила – хорошенький, пока такой малыш. А вырастет олухом с тобой. Даже гулять хотела бы пойти с ним, да вот незадача – я на него крестик повесила, а вдруг люди увидят, и подумают, что она верит в этот бред??! Короче, в итоге, я поняла, что если дам волю чувствам, то просто не выплыву из этой ямы. Но как бороться? К счастью, находились люди, которые, даже выслушав меня говорили – но она же твоя мать. Ей ведь надо где-то жить. И без нее не было бы тебя, а без тебя не было бы Саши. Смирись, не пускай злобу в свое сердце, а ей потом за все воздастся. Но я не хотела, чтобы ей что-то там воздавалось. Я хотела просто покоя для меня и сына.
Я стала ходить в церковь. Молилась, причащалась… И выплыла. Нет, ненависть к матери не ушла. Но я решила для себя так – она моя мать, и ей в самом деле надо жить. Пусть я отдам ей эти деньги, но, может, я таким образом выкуплю себя и обеспечу себе свободу от матери навсегда? Ведь если мать выпишется, я никогда больше не увижу ее. Разве это не достойная цена за свободу?
Леша до самого последнего не мог поверить в реальность ситуации. Говорил, что мать, даже такая как моя, никогда так не поступит. А я просто просила у него денег на проживание. Да, я реально просила. Потому что вся моя зарплата 3 года шла на накопление первоначального взноса для ипотеки.
И я сделала это. Вступила в ипотеку на 15 лет, мать в итоге выписалась. Но до этого я не раз просила Лешу спасти меня, потому что мне просто не к кому было обратиться. Мать приняла от меня деньги, но, по сути, могла и вообще не разговаривать со мной, а просто продать квартиру другим. И я просила Лешу помочь мне всем, чем может. Леша отказался. Он прямо сказал, что не пожертвует своей спокойной жизнью ради нас. Вот где-то тогда любовь прошла. Может, если бы я была одна, было бы все иначе. Я могла сколько угодно любить его как женщина. Но как мать – не могла. Не оказав помощи своему сыну, я просто не могла относиться к нему также.
Вот так закончилась любовь любовницы. Жизнь меня хорошенько встряхнула, и я смогла изменить ее. Я переставила свои приоритеты. И ради сына я начала новую жизнь. Его вечный вопрос «а где папа», заставил и меня искать себе человека, который был бы мне мужем, а моему сыну – папой. На тот момент я 5 лет общалась виртуально с мужчиной на 4 года меня старше. Жил он в другой стране, был свободен и говорил, что любит меня. Я рискнула и пригласила его к себе. Через 2 часа Сашка стал его называть папой, да так до сих пор и называет. Теперь у него два папы. Леша приезжает раз в неделю сына навестить. Саше этого не хватает, но это лучшее, что я могу ему предложить. Я ему так и говорю – у тебя есть два папы. Один приезжает редко, а другой живет с тобой, каждый вечер дома, носит тебя на шее и покупает тебе игрушки.
Вполне понимаю, что загладить свою вину перед женой Леши мне не удастся. 13 лет. И внебрачный ребенок – это есть, и я даже не могу сожалеть об этом полноценно, ведь от этой любви у меня есть сын. Я понимаю свою вину, но не могу понять, где, когда, в какой момент я должна была остановиться и не вставать между ними? Я хотела жить. А Леша был моей жизнью. Я думала, так будет всегда, но и это изменилось. Есть ли что-то реально постоянное в нашей жизни? И не могу честно ответить себе, люблю ли я своего мужа? Ответ один – с ним я бы хотела состариться. Но разве не любила я Лешу 13 лет? И раз сейчас разлюбила, то что это было?
Не судите чужого прошлого – вы не знаете своего будущего.
|
